Появление в Петербурге первых обвиняемых по антивоенным делам привело к подъему гражданской активности — сотни горожан начали ходить на суды, чтобы поддержать оказавшихся за решеткой. Возникла сеть волонтеров, добивавшихся огласки через соцсети и петиции.
С тех пор прошло полтора года. Некоторые участники групп поддержки за это время сами стали обвиняемыми. «Бумага» выяснила, что происходит с сообществом помощи политзаключенным в Петербурге и сколько людей ходят в суды, несмотря на давление, страх и внутренние конфликты.
Днем 17 мая 2022 года перед зданием городского суда на Бассейной улице выстроилась стометровая очередь. Люди не помещались в душном холле и заполняли коридоры. Так, в тесноте и сидя на полу, они провели несколько часов, ожидая, когда судья рассмотрит апелляцию по мере пресечения Саши Скочиленко, обвиняемой в распространении военных «фейков». Хотя саму ее даже не привезли на рассмотрение, а собравшихся не пустили в зал из-за коронавирусных ограничений.
На такие заседания весной 2022-го приходили и приезжали из других городов множество незнакомых между собой (и с фигурантами) людей. Они подбадривали друг друга, делились водой и аплодировали обвиняемым, когда конвоиры проводили тех по коридору.
Весь следующий год число заключенных по антивоенным делам в городе постоянно росло. Сейчас по самой известной сегодня политической статье — о «фейках» про армию — прения продолжаются у семерых. Еще десятки человек в Петербурге судят по другим статьям. Масштабы поддержки при этом ожидаемо заметно сократились.
— К началу зимы стало ходить меньше людей. Было ощущение, что вот-вот нас вообще останется три человека, — вспоминает акционистка Ануш Панина.
Но сообщество не растаяло. На заседания по существу к Саше Скочиленко до сих пор приходит около 30–40 человек, на суды по другим делам — меньше. Теперь это в основном активисты, которые знают друг друга в лицо.
«Люди видят, что судья, прокурор открыто плюют на закон». Когда и почему уменьшились группы поддержки
Активист Виталий Иоффе — он ходит на политические суды с весны 2022 года, с первых заседаний по делу Саши Скочиленко — считает, что основной отток участников групп поддержки был после объявления мобилизации.
— Тогда был «перегибный» момент: мобилизация, протесты, после которых кому-то пришлось убегать, — подтверждает Ануш Панина. — К тому же зима сама по себе истощала. Люди измотались.
35-летнюю Ануш Панину в судах можно узнать по клоунскому носу. Она до сих пор ходит почти на все заседания, хотя устала от этого, как и все.
— У кого-то еще не начались заседания по существу, у других начались, но они тянутся и тянутся. И это происходило изо дня в день. Нового человека посадили, кто-то в тюрьме умер, очередное дно пробил прокурор, кому-то вновь продлили меру пресечения и отправили в СИЗО, хотя у того же Евгения Бестужева приступ может случиться в любой момент. Соне и Леше [девушке и другу Скочиленко] не разрешают свидания с Сашей Скочиленко. И это всё длится и длится.
Как рассказали «Бумаге» петербуржцы, которые до сих пор посещают большинство судов по политзаключенным, основная причина сокращения групп поддержки — это ощущение безнадежности.
— Люди изначально горели, думали, что будут приходить, поддерживать, на что-то повлияют, брали на работе выходные за свой счет. Но это же не может продолжаться бесконечно, — признает Виталий Иоффе. — Люди видят, что судья, прокурор, приставы просто открыто плюют на закон. Моя жена ходила на пару-тройку судов, но, увидев несправедливость, ложь и беспредел, она вследствие повышенной эмпатии приходила и лежала разбитая и физически, и морально. Сейчас она просто не может позволить себе этого.
Но летом, как заметила Ануш, у людей иногда «пробивается второе дыхание»: периодически появляются те, кто давно не ходил, или те, кто пришел впервые. Несмотря на то, что суды стали тягостной рутиной, у десятков людей остается мотивация приходить на них снова и снова.
— По-моему, в группах поддержки уже остался костяк, который никуда не денется, — говорит Иоффе. — Среди оставшихся людей есть те, кто может уехать из страны буквально завтра. Но они считают эмиграцию проигрышем для себя.
«Если группы поддержки нет, власть начинает жестить». Почему активисты поддерживают политзаключенных
— Ходить на суды важно для того, чтобы люди, которые оказались в лапах этой хунты, поняли, что они не одни, их поддерживают, — объясняет участница «Мирного сопротивления» Татьяна Сичкарева.
Петербурженка ходила на суды к политзекам еще в 2020 году — тогда в городе возобновились слушания по делу «Сети». В мае 2022-го ее подругу Ольгу Смирнову задержали по статье о «фейках» про армию. И Сичкарева снова начала посещать заседания — сперва по делу Смирновой, а спустя почти год и по другим фигурантам.
— Люди, которые имеют физические и моральные силы ходить на заседания, должны ходить. Нужно представить, что бы испытывал ты на месте политзаключенных, — предлагает Татьяна.
Она добавляет, что посещение судов — это более ощутимая форма поддержки, чем письма: «Видеть, что к тебе пришли живые люди, — это очень важно».
С Татьяной согласны другие участники сообщества.
— СИЗО — это фактически тюрьма, большинство из фигурантов уже находятся там больше года без всякого приговора. У многих из них проблемы со здоровьем, как у Саши Скочиленко или Евгения Бестужева, — говорит муниципальный депутат Сергей Трошин. — Люди сидят за слова. Есть очень мало возможностей их как-то поддержать: или написать письмо в СИЗО, или прийти на суд. Когда они видят, что действительно приходит много людей, это подбадривает их, дает моральные силы держаться. Я в этом уверен. И они сами об этом говорят.
Виталий Иоффе приводит еще один аргумент: такой активизм заметен со стороны и привлекает внимание.
— Зачастую люди видят группу поддержки, спрашивают, в чем дело, узнают, что человеку грозит до 10 лет за мнение во «ВКонтакте», и просто не понимают, как такое возможно. Мы им рассказываем, а они ужасаются. Разве это не заставит их задуматься?
«Также это нравственный протест для себя. Ты неравнодушен», — добавляет Иоффе.
Ануш Панина уверена, что в посещении судов есть и практический смысл: чем больше внимания к политзеку, тем меньше нарушений его прав:
— Когда у человека огромная группа поддержки, то кажется: он же всё равно сидит за решеткой. Что мы смогли сделать? Не помогла огласка. Но если группы поддержки нет, становится видно, насколько власть начинает жестить и насколько на самом деле присутствие людей на судах страхует политзаключенных.
«Мы на судах не ждем друг от друга подстав». Как сообщество справляется с внутренними конфликтами
Хотя активных участников в группах поддержки осталось немного, их сложно назвать сплоченной командой. Так, между Ануш Паниной и Виталием Иоффе уже несколько месяцев продолжается конфликт.
В июле телеграм-каналы помощи политзаключенным распространили пост Паниной с рассказом, как Иоффе «обругал ее матом перед судом за то, что она не захотела с ним разговаривать». После этого, по словам активистки, Виталий прислал ее другу деньги с подписью: «На нужды нашего проекта для борьбы с системой», что могло привлечь внимание силовиков. Сам Иоффе в беседе с «Бумагой» сказал, что не планировал подставлять друга Ануш, но хотел «напугать его до усрачки, и это удалось».
— Между Виталием Иоффе и двумя другими участниками сообщества, Ануш Паниной и Павлом Мельниковым, разгорелись и продолжительное время не затухают межличностные конфликты, — написали в канале в поддержку политзаключенной Ольги Смирновой. — Такая ситуация не может устраивать тех, кто также считает себя участниками сообщества и не хочет мириться с хамством, агрессией, угрозами и провокациями, исходящими даже от того, кого они считают своим соратником по совместной деятельности.
По словам Ануш, история с переводом ее другу Павлу не единичный случай. «Мы на судах не ждем друг от друга подстав, — написала Панина в фейсбуке. — Люди, с которыми Виталий что-то сделал, могут ходить на меньшее количество судов, чем могли бы, переставать ходить на суды вообще».
Виталий Иоффе заявил «Бумаге», что «не ругается с активистами» и серьезных споров между единомышленниками в судах нет: «С остальным комьюнити у меня всё замечательно». По его мнению, публичный конфликт не отразился на численности и состоянии групп поддержки.
«Сложно просчитать, из-за чего человеком могут заинтересоваться силовые структуры». Откуда берется страх поддерживать политзеков
Несмотря на то, что поддержка в судах считается одной из самых безопасных форм протеста наряду с письмами политзаключенным, активисты предполагают, что многие сочувствующие петербуржцы приходить в суды боятся.
— По идее, приходить на суды и поддерживать заключенных на судах — это совершенно безопасное дело с точки зрения закона, — говорит муниципальный депутат Сергей Трошин. — Но сложно просчитать, из-за чего человеком могут заинтересоваться силовые структуры. Это уже абсолютно непредсказуемая лотерея.
На самом деле страх или психологический дискомфорт есть и у активистов, которые продолжают ходить на заседания, считает Ануш Панина.
По словам Виталия Иоффе, в судах раньше часто можно было встретить предполагаемых «эшников» — молодых людей, которые молча наблюдали за происходящим и которых активисты считают сотрудниками Центра по противодействию экстремизму МВД.
— До последних нескольких месяцев во всех судах было по одному-два «эшника», а иногда по пять-шесть. Они были очень заметны. И это, мягко говоря, не то чтобы обнадеживает в будущем, — отвечает Ануш Панина на вопрос, откуда у людей берется страх. — Мало ли, что они там слушают, а потом сшивают. Однако в последнее время их совсем не видно.
«У сотрудников судов негласный кодекс: они не должны нас любить». Как реагируют на группы поддержки
На заседании по делу Ольги Смирновой 8 августа 2023 года прокурор запросил активистке семь лет лишения свободы. Дальше, по словам присутствовавших в суде, к слушателям подошла группа судебных приставов «с резиновыми дубинками в руках» и разгорелся конфликт.
По словам участников группы поддержки, силовики, к которым присоединилась Росгвардия, попытались выгнать их из здания суда якобы за громкое обсуждение будущего приговора Смирновой. На нескольких человек угрожали составить административные протоколы, а одного участника приставы начали толкать к двери, «крутить и насильно спускать с лестницы», писали активисты. В результате двое слушателей написали жалобу в Следственный комитет с просьбой проверить приставов на превышение полномочий.
Такие столкновения в судах происходят редко. По опыту активистов из групп поддержки политзеков, работники судов и приставы к толпе на заседаниях «относятся совершенно по-разному».
— Бывает, что относятся нейтрально, как к обычным посетителям, но проскальзывает какое-то пренебрежительное отношение: когда в духоте людям не позволяют открыть окно, когда употребляют грубую лексику, для которой нет оснований, — считает Татьяна Сичкарева. — Это всё зависит от решения сверху. Конвоиры тоже любят показать свою власть, говорят: «Вы не можете тут стоять. Вы не можете тут сидеть». Хотя никакой помехи человек не создает. Есть ощущение, как будто бы к политическим относятся сложнее, чем к убийцам.
— Мне кажется, что у сотрудников судов негласный, условно пацанский кодекс, по которому они не должны нас сильно любить, — говорит Ануш Панина. — Типа они на стороне прокурора, на стороне «закона». Хотя многие проявляют к нам симпатию: то пытаются заигрывать, то пошутят как-нибудь. Но если их много вместе, стараются быть построже — возможно, это что-то неосознанное.
Активисты считают, что запугивание в суде, так же, как и сами уголовные дела, нужны власти, чтобы разрушить связи между людьми и сделать каждого беззащитным. Поэтому важно не поддаваться и продолжать поддерживать друг друга.
— Если считать, что общество — это такое социальное тело, то метафизические кровеносные сосуды проходят через всех нас, — предлагает метафору Ануш Панина. — И система очень старается, условно говоря, изолировать кровоснабжение к политзаключенным. Но сложно сомкнуть на них зубы, если кровоснабжение остается. Власти не должно быть приятно смыкать зубы. В конце концов она перестанет хотеть жевать.
Следить за делами о «военных фейках» и о «дискредитации» армии в Петербурге можно в следующих каналах в телеграме:
Что еще почитать:
- «Я как был честным, порядочным человеком — таким и выйду». Письмо петербуржца Олега Белоусова — его приговорили к 5,5 года колонии по делу о «военных фейках»
- Саша Скочиленко не должна сидеть 10 лет за антивоенные листовки. Вот ее история — с доносом, спецоперацией по захвату и СИЗО
